Татьяна Гурова, Валерий Фадеев

Главная интрига 2002 года - возможен ли в России быстрый экономический рост. Президент задал этот вопрос, правительство ответило отрицательно. Найдутся ли в стране силы, которые дадут положительный ответ?

Текущий экономический рост в стране - 3-4% годовых - не в состоянии обеспечить не только рост богатства страны, но даже воспроизводство уже имеющегося богатства.

Цели сегодняшней правительственной политики размыты и до сих пор основаны на вере в силу "невидимой руки рынка". Они должны быть изменены и сфокусированы на главном.

Основной фактор, обеспечивающий экономический подъем, - темп накопления капитала. Этот темп, в свою очередь, зависит от двух вещей: ожидаемой отдачи на вложенные деньги и стоимости займа.

Чтобы перейти от роста в 3-4% к росту в 8-10% в год, необходимо сфокусироваться на двух вещах: создании капитальной базы экономики и промышленной политике в ее современных формах

Главная проблема российского хозяйства - нестабильность ожиданий. С точки зрения реального положения дел 2002 год оказался вовсе не плох. Кратковременный спад начала года был преодолен уже во втором квартале. ВВП по итогам года вырос на 4%. Инфляция снизилась до пределов, прогнозируемых правительством. Цены на нефть на мировом рынке высоки и скорее всего останутся на достаточно высоком уровне, по крайней мере в первой половине года наступающего. Отток капитала - важный показатель привлекательности родины для крупнейших национальных инвесторов - продолжил снижение и, по некоторым оценкам, сократился в 2002 году до 4 млрд долларов, что в несколько раз ниже показателей 1999 года. Даже инвестиции, которые сильно провалились в первом квартале, на этапе конъюнктурного подъема вышли на прежние темпы прироста. И все же...

Вот уже третий год подряд участники рынка с волнением ожидают ухудшений в наступающем году. Так было накануне 2001 года, когда возникло стойкое ощущение, что импульс, данный девальвацией, использован уже полностью. Так было накануне 2002 года, когда цены на нефть на мировом рынке пошли вниз. Ровно то же происходит и в этом году. И даже более того, ожидания достигли абсолютного минимума за последние четыре года. Так, по данным Российского бюллетеня конъюнктурных опросов, большая часть предприятий ожидает снижения платежеспособного спроса и, как следствие этого, слишком небольшое число предприятий ожидает роста выпуска. И тот, и другой показатели находятся на самом низком уровне начиная с 1999 года.

В чем причина этого пессимизма? Почему достигнутый вопреки прогнозам прошлого года рост в 4% годовых никого не радует? Думается, что ответ кроется в самой этой цифре - 4%.

Просто мало

На интуитивном уровне, а иной раз и с расчетами это понимает все большее число хозяйствующих субъектов. Честно пересчитав баланс доходов и расходов, предприниматели обнаруживают, что если из текущих доходов они вычтут амортизационные отчисления, необходимые только для обновления капитала, не говоря уж о его расширении, то окажется, что они не в прибыли, а в убытках. А это значит, что при внешнем ощущении благополучия с каждым годом капитал собственника тает.

Еще хуже дело обстоит со страной в целом. Помимо сырьевых богатств Россия унаследовала от СССР мощную инфраструктуру - в виде электрических сетей, транспортных магистралей, теплотрасс, системы образования и какого-никакого, но все-таки здравоохранения. Именно благодаря наличию этой инфраструктуры мы принципиально отличаемся от развивающихся стран, и в этом смысле Россия - довольно богатая страна. Но поддерживает ли текущий экономический рост ее богатство? Нет. Напротив, рост происходит во многом за счет накопленного богатства: оно используется как ресурс, но не восполняется. Увы, так долго продолжаться не может. Израсходовав и не обновив свою инфраструктуру, страна просто развалится. И это ощущение глобальной ненадежности - достойный повод для негативных ожиданий.

Присовокупим к этому внешние риски. Они отложены во времени на неопределенный срок, но масштаб их велик. Главная экономика мира - экономика США - пребывает в состоянии упадка. Да, периодически там возникает рост, но он невелик, и его нестабильность очевидна для всех. При этом США остаются основным игроком и имеют возможность навязать миру свой сценарий выхода из затяжного кризиса. Сегодня все большему числу аналитиков видится, что сценарий этот будет сопровождаться дефляцией по всему миру (подробнее см. статью на стр. 58), а это, в свою очередь, означает существенное и долговременное падение цен на сырьевые товары. Речь может идти о суммарном падении цен не на единицы, а на десятки процентов. Что это означает для России, легко посчитать. Падение цен на сырье процентов на тридцать (а это не выглядит невозможным) приведет к автоматическому сокращению нашего экспорта на 30 млрд долларов, то есть минус 10% нашего ВВП. Как бы ни был растянут во времени процесс этого сокращения, противостоять его негативному воздействию на экономику российское хозяйство в его сегодняшнем состоянии не сможет. И именно потому, что это ясно всем, заметное падение цен на сырье не ограничится простым разовым сокращением экспорта - негативные ожидания получат новый мощный импульс и потянут Россию вниз.

Какие выводы можно сделать из этого краткого обзора угроз? Один очевиден: пока внешняя конъюнктура хороша, нам надо во чтобы то ни стало добиться темпов роста, в разы превышающих текущие. Правительство говорит, что сделать это невозможно. Нам же представляется, что это не так. Механизм быстрого роста создать можно. Причем все элементы этого механизма будут опираться только на то, что принадлежит нам самим: накопленное за годы советской власти богатство плюс расширение горизонтов планирования работы конкретных предпринимателей на конкретных рынках.

Чем управляют в экономике

С тех давних пор мир накопил большой опыт государственного управления экономикой. Приведем здесь лишь некоторые примеры намеренно разного рода - финансового и организационного.

Самый ходовой пример - управление процентной ставкой. Ее поднимают, когда хотят привлечь капитал, и опускают, когда хотят поддержать экономический рост. Ставку двигают или напрямую - через ставку рефинансирования центрального банка, или опосредованно - с помощью операций на финансовых рынках. У нас говорят: этот инструмент не действует, так как в России нет развитого финансового рынка.

Пример совсем другого рода - создание специальных зон промышленного развития в Китае. Как известно, выдающийся экономический рост в Китае обеспечивается в первую очередь расцветом именно этих зон. Китайские власти не побоялись пойти на риск неоднородного развития страны, полагая, что лучше обкатывать новую экономику на отдельных территориях. Их эксперимент удался.

В некоторых странах под прямым патронажем государства создают целые отрасли. Недавно в "Эксперте" был материал о создании инновационной отрасли в Израиле. Или другой ходовой пример - индустрия программирования в Индии, позволяющая этой стране зарабатывать столько же денег, сколько мы зарабатываем на экспорте нефти.

Столетиями влияли на хозяйства стран таможенные платежи. Сейчас, в эпоху победы фритредерства, об этом говорить не принято, но в свое время на высоких таможенных барьерах выросла самая великая экономика мира - экономика США.

Не брезгуют - и никогда не брезговали - прямой государственной помощью в трудные для экономики времена. Взгляните на США, где президент Буш обнародовал план снижения налогов на 600 млрд долларов. Если пересчитать на масштаб российской экономики, по обменному курсу это - 20 млрд долларов. Есть в российском правительстве подобный план, ведутся ли там хотя бы разговоры о планах подобного масштаба? Нет. Правительство предпочитает заниматься бюджетом, реформой ЖКХ, снижением административных барьеров. Причем все "подвисает", никакие реформы не идут, и все-таки правительство упорно ходит по кругу. Почему? Да потому, что оно просто ни разу всерьез не задумалось о том, как и благодаря чему развиваются капиталистические системы.

Начинающие

У нас есть по крайней мере две причины вести себя как неофиты. Во-первых, мы неофиты и есть. Всего-то десять лет, как живем при капитализме, не худо бы для начала разобраться, что эта система представляет собой в принципе. А во-вторых, экономика наша в некоторых своих чертах принципиально похожа на экономики западных стран столетней давности - конца XIX - начала XX века. Не в том смысле, что мы используем технологии столетней давности, а в своей структуре. Как и сто лет назад в Европе и Штатах, наша экономика представляет собой набор абсолютно свободных и неуправляемых государством экономических субъектов, жестоко конкурирующих друг с другом и с иностранными компаниями и ежегодно, если не ежеквартально, пытающихся угадать, куда нынче дует ветер конъюнктуры. Угадали - понесли свои скудные капиталы в верном направлении, не угадали - разорились.

Если мы разберем эту аналогию поподробнее, то заметим два важных для нас обстоятельства. Первое - тогдашние западные хозяйства росли с похожими темпами: 3-5% годовых. Возможно, большего естественно развивающиеся, не снабженные "новым курсом" экономические системы показать и не могут. Второе - деловая жизнь в те времена была крайне нестабильна: два с половиной, если повезет - четыре-пять лет подъема, а потом опять кризис. Позитивные ожидания сменялись негативными с очень высокой частотой.

Нам, впрочем, могут заметить: ну и что? И Соединенные Штаты, и Англия достойно прошли этот путь и стали странами богатыми. Все правильно, только ведь они в чистом поле росли, на них не давили ни ранее накопленное богатство, которое надо хранить, поскольку, потеряв его, страна будет отброшена лет на пятьдесят назад, ни транснациональные корпорации со столетней историей и на порядки превосходящими бюджетами. Поэтому мы пройти такой же длинный путь естественного развития скорее всего не сможем. И нам, разобравшись с принципами роста, надо быстро создать механизм, стимулирующий рост, но при этом механизм не выхолощенный, а базирующийся на основных принципах развития капитализма.

Что нам накопление капитала

У нас с накоплением капитала, как было сказано выше, беда. Формально - да, инвестиции есть, и их прирост год к году находится в диапазоне 5-10, а было даже и 17%, но с учетом истощения имеющегося богатства этого, по-видимому, недостаточно. Простое сопоставление нормы накопления у нас и в странах, прошедших быстрый путь от бедности к богатству, показывает, что копим мы очень мало: у нас норма накопления в пике - 17%, "правильная" норма - 35-60%. Такие уровни показывали послевоенные Германия и Япония, а они, как указывает экономическая история, росли очень быстро.

Однако не стоит предполагать, что так мало мы копим потому, что склонны к транжирству. Похоже просто: а) наши бизнесмены не имеют достаточно ясных ориентиров, куда вкладываться, и б) у нас нет механизма, позволяющего вкладывать много, - попросту говоря, у нас нет развитой кредитной системы. Собственно, разрешение этих проблем и приведет нас к созданию механизма, стимулирующего рост.

Два фактора

Викселль предположил очень разумную вещь, подтвержденную в дальнейшем многочисленными операциями по регулированию подъемов и спадов процентной ставкой ЦБ любой страны. Он предположил, что накопление капитала происходит в тот момент, когда естественная норма процента, то есть ожидаемая производительность реального капитала, выше, чем плата за кредит. И наоборот: когда соотношение меняется в пользу действительной нормы, накопление реального капитала приостанавливается.

Вот это мы и предлагаем считать основой основ. Экономический подъем связан с накоплением реального капитала. Чтобы капитал накапливался, должно быть верное соотношение действительной и естественной норм процента. Этим и будем управлять. Для этого нам понадобятся две политики: политика создания капитальной базы экономики для управления действительной нормой и промышленная политика для управления нормой естественной.

Капитальная база

Высокая цена кредита на российском рынке не является следствием злой воли коммерческих банков, это следствие объективного обстоятельства: у этих самых коммерческих банков нет достаточного количества активов, опираясь на которые они могли бы вести более энергичную кредитную деятельность.

Как решить эту проблему? Надо насытить их активами, или, другими словами, создать капитальную базу. В развитых странах капитальная база обеспечивается страховыми и пенсионными накоплениями граждан, а также чистым капиталом - бумагами на владение землей, недрами, недвижимостью, акциями компаний и т. д.

Первая составляющая - пенсионные и страховые деньги, - безусловно, очень важна. На Западе пенсионные и страховые фонды - основные игроки финансового рынка. И наше правительство, желая во всем следовать моде, тратит неимоверные усилия на обсуждение - только обсуждение - проектов пенсионной и страховой реформ. Однако все впустую: российские граждане и российское государство слишком бедны, чтобы насытить эти институты приличным капиталом.

Но давайте забудем о моде. Капитализм стал капитализмом на базе иных активов - земли, недвижимости и прочего. Есть ли сегодня это в России? Есть. Это то самое богатство, которое мы унаследовали от СССР, но мы не стремимся превратить его в капитал. И напрасно. Получи сегодня банки возможность принимать в качестве залога бумаги, подтверждающие владение жильем, землей, недрами, - капитальная база нашей экономики увеличилась бы в десятки раз, а вслед за ней расширились бы и возможности предоставления кредита. Только московская недвижимость оценивается в 120 млрд долларов, а по всей стране ее стоимость не меньше 500 млрд. Стоимость земли оценить сейчас трудно. Однако ясно, что начавшийся подъем в сельском хозяйстве должен по крайней мере не снижать ее. Главная проблема здесь - обеспечение ликвидности новых активов. Но это просто работа - работа, которую надо начать.

И третий аспект создания капитальной базы - повышение стоимости российских компаний, которая остается смехотворной. Нам абсолютно ясно, что существующие в мире финансовые технологии позволяют резко поднимать стоимость компаний, не дожидаясь мистического улучшения инвестиционного климата.

И все-таки промышленная политика

Что имеется в виду под промышленной политикой? Безусловно, это не прямое накачивание неких отраслей бюджетными или околобюджетными средствами, поскольку в этом случае ни о каком росте нормы отдачи на капитал и речи нет. Выделение жестких приоритетов - это мы развиваем, это нет - тоже допотопная вещь.

Основы современной промышленной политики лучше поискать в подходах, проповедуемых американским экономистом Майклом Портером. А он упорно демонстрирует, что, для того чтобы добиться конкурентоспособности отрасли, надо работать с ней не на уровне общих идей, а глубоко разбираясь в ее структуре, в возможностях ее игроков, в тех ограничениях, которые сдерживают рост ее эффективности. Только тогда, когда мы спустимся на микроуровень, мы сможем по-настоящему "рулить" действительной нормой процента в отрасли - и ее уровнем, и ее прогнозируемостью.

Государство сегодня говорит: мы проведем дебюрократизацию и создадим равные условия конкуренции для всех. Это и будет наша помощь предпринимателю. Не получится так. Каждая отрасль специфична и нуждается в ручной настройке.

По-хорошему, сегодня в России можно было бы заниматься практически любой отраслью - очень много перспектив. Однако будучи реалистами, мы понимаем, что это невозможно: способ работы правительства сегодня принципиально не соответствует задачам работы на микроуровне. Однако сегодня в моде проектный подход. Его можно использовать и для промышленной политики нового типа. Два-три мощных и реализуемых проекта способны принципиально изменить атмосферу в нашем хозяйстве, создав зоны прозрачных позитивных ожиданий.

Лесная отрасль - готовый объект для промышленной политики. Отрасль может приносить немало экспортных долларов/евро, но не приносит. Текущий объем экспорта - 4-5 млрд долларов. Потенциальный - до 100 млрд. Ну, остановимся на 50 млрд. Все равно мы видим потенциал роста рынка в десять раз. Ставим эту цель и разбираемся в том, что мешает ее реализации. Факт первый - огромное число игроков (только экспортом занимается 13 тыс. предприятий). Единственный интерес этих мелких игроков - заработать себе на жизнь. Отсюда безудержный демпинг: на рынке древесины цена русского леса в разы меньше, чем леса, например, финского. Факт второй - мелкие игроки, естественно, не имеют средств для создания современных перерабатывающих мощностей (и не будут иметь, потому что демпингуют), поэтому мы и для себя, и для мира производим из леса слишком мало бумаги, которая стоит дороже. Факт третий - есть крупные игроки (их немного), которым лес интересен, и они предлагают механизм улучшения структуры отрасли. Речь идет о концессиях на лесные угодья, к которым, согласно мнению крупных игроков, должны быть допущены только крупные. Мелкие остаются на субподряде. Что мы выигрываем? Устраняем ситуацию чрезмерной конкуренции, даем в руки крупным игрокам активы, с которыми они могут обращаться за кредитами, создаем условия для инвестиций в переработку леса. Результат - более высокая оценка игроками нормы отдачи на капитал.

Второй пример - рынок жилья. Сегодня размеры этого рынка в семь раз меньше рынка продуктов питания, в два раза меньше рынка одежды и обуви. При этом на каждого жителя приходится всего 20 квадратных метров жилья - одна нормальная комната. Что сдерживает развитие этого рынка?

Факт первый - отсутствие системы ипотечного кредитования. Этим власти занимаются, но, видимо, не с теми игроками (как только свободным участникам потребительского рынка стал выгоден и интересен потребительский кредит, они сразу его создали). Факт второй - по-видимому, он и ограничивает развитие рынка даже в условиях ипотеки - рынок строительства жилья находится под избыточным давлением местных властей. Местные власти по непрозрачным схемам выбирают, кому строить жилье на том или ином участке, местные власти назначают размеры "оброка" городу за разрешение строить (и оброк этот подчас составляет 50% себестоимости строительства), местные власти сами имеют прямо или косвенно принадлежащие им строительные компании, доля которых в городском строительстве составляет как минимум половину рынка. Факт третий - уже есть эффективные и независимые от властей девелоперы. Для них и надо расчистить площадку.

Можно привести и третий пример - рынок энергетического машиностроения, который важен с точки зрения инфраструктуры. Сколько копий сломано вокруг реформы РАО ЕЭС. Для чего? Для того, чтобы создать рынок электроэнергии, рискуя, правда, по дороге потерять саму ЕЭС. А есть ли очевидно позитивная цель, связанная с энергетикой? Есть. Энергоемкость нашего хозяйства слишком высока. И государство в рамках промышленной политики вполне имеет право сказать: "Мы начинаем проект снижения энергоемкости. Каковы предложения игроков? Что могут сказать те, кто хочет владеть электросетью, что - те, кто делает энергетическое оборудование? Мы готовы разрабатывать проект вместе". И в этом случае тот же эффект - совместная с бизнесом разработка стратегии и, как результат, повышение долгосрочной доходности сектора рынка.

Еще раз - это только возможные проекты. По-хорошему, правительство на некоторое время должно превратиться в площадку консультаций с бизнесом. Деловой мир хочет этого давно, так как понимает, что только при координации усилий с государством можно превратить занятие бизнесом из игры в рулетку в целенаправленную деятельность. Деловой мир хочет. Правительство молчит.

Эксперт, #01 (356) 2003